Заснуть, впрочем, она, конечно, не могла. После всего, только что услышанного ею от Никиты, можно ли было даже думать о сне. Голова ее горела. Кровь
била в висках, и она то и дело должна была хвататься за грудь — так билось в этой груди сердце.
Неточные совпадения
Пистолет этот дрянь, берет
в сторону и
бьет всего шагов на пятнадцать; но уж, конечно, может своротить череп на сторону, если приставить его вплоть к
виску.
Пью ее угощенье, а сам через стакан ей
в лицо смотрю и никак не разберу: смугла она или бела она, а меж тем вижу, как у нее под тонкою кожею, точно
в сливе на солнце, краска рдеет и на нежном
виске жилка
бьет…
Забору этому не было конца ни вправо, ни влево. Бобров перелез через него и стал взбираться по какому-то длинному, крутому откосу, поросшему частым бурьяном. Холодный пот струился по его лицу, язык во рту сделался сух и неподвижен, как кусок дерева;
в груди при каждом вздохе ощущалась острая боль; кровь сильными, частыми ударами
била в темя; ушибленный
висок нестерпимо ныл…
Рука Алексея остановилась, и, все не спуская с меня глаз, он недоверчиво улыбнулся, бледно, одними губами. Татьяна Николаевна что-то страшно крикнула, но было поздно. Я ударил острым концом
в висок, ближе к темени, чем к глазу. И когда он упал, я нагнулся и еще два раза ударил его. Следователь говорил мне, что я
бил его много раз, потому что голова его вся раздроблена. Но это неправда. Я ударил его всего-навсего три раза: раз, когда он стоял, и два раза потом, на полу.
Она выписывала книги и журналы и читала у себя
в комнате. И по ночам читала, лежа
в постели. Когда часы
в коридоре
били два или три и когда уже от чтения начинали болеть
виски, она садилась
в постели и думала. Что делать? Куда деваться? Проклятый, назойливый вопрос, на который давно уже готово много ответов и,
в сущности, нет ни одного.
Запах сильных духов шел от нее и начал
бить его
в виски. Этот запах выедал из сердца даже хорошую жалость, какую она пробудила
в нем несколько минут назад.
Через несколько минут мне уже было совсем хорошо. Головокружение прошло,
в виски не
било, осталась только какая-то пустота под ложечкой. Я вспомнила, что с утра я ничего не ела. Чай мне давно опротивел, а позавтракать позабыла… Это меня заставило улыбнуться.
Я совсем растерялась. Чувствую:
в виски бьет,
в глазах позеленело. Девчонка, как есть, деревенская девчонка!
— Ушиб немного
висок… упал с лестницы… пройдет… Но отец, отец! ах, что с ним будет! Вот уж сутки не пьет, не ест, не спит, все бредит, жалуется, что ему не дают подняться до неба… Давеча к утру закрыл глаза; подошел я к нему на цыпочках, пощупал голову — голова горит, губы засохли, грудь дышит тяжело… откроет мутные глаза, смотрит и не видит и говорит сам с собою непонятные речи. Теперь сидит на площади, на кирпичах, что готовят под Пречистую, махает руками и
бьет себя
в грудь.
Кровь то и дело бросалось ему
в голову,
в виски стучало, он чувствовал себя совершенно разбитым, точно не Дарью Николаевну, а его
побили при выходе из театра.